– Ваня! – раздался громкий голос, и дверь открыли без стука.
– Товарищ Белый, – скривился я, словно съел лимон, – я только приехал.
– Я знаю, мы тебя в аэропорту видели, – улыбнулся он, – не стали пугать того, кто тебя ещё встречал, так что поднимайся, надевай медали и поехали.
– Куда? – насторожился я.
– Знакомиться, – хмыкнул он.
– А можно мне хотя бы душ принять и переодеться?
– Ваня, ты эти свои девчачьи замашки мне тут брось, – он дал мне шутливую затрещину, – поехали, этот человек не будет ждать.
– У меня же нет здесь прослушки? – поинтересовался я у него, словно между прочим.
Комитетчик нахмурился.
– Хочешь что-то сказать? Тогда лучше на улице.
– Ваш ответ, товарищ Белый, ну вообще меня не успокоил, – вздохнул я, надевая обратно медали и застёгивая куртку.
Мы вышли из общежития и пошли по стадиону к КПП.
– Прежде чем разговаривать с товарищами из Первого главного управления, – тихо сказал я ему по ходу, – хочу, чтобы вы знали. Нашего агента пасли американцы, причём, похоже, точно зная день, когда мы должны были с ним встретиться.
Лицо комитетчика резко обострилось, скулы стали явно видны.
– Думаешь, либо предательство, либо были предупреждены? – наконец сказал он.
Я достал записную книжку, которую забрал у наблюдателей, и передал ему.
– Допросить их я побоялся, поэтому пришлось обыскать квартиру. С самим агентом я не встретился, информацию не передал и не забрал, соответственно, я не знал, есть за ним ещё наблюдение или нет. Рисковать не хотелось.
– Всё правильно, Ваня, сделал, – он открыл книжечку, полистал её и убрал себе в карман, – как-то это странно, конечно. Первое управление само настаивает на необходимости использовать тебя для передачи информации, ампулу с цианидом дают, а агент оказывается проваленным. Сам или не сам, не столь важно. Скандал мог разгореться знатный, если бы тебя с ним сфотографировали вместе, а его потом задержали за шпионаж. Или же попытались тебя арестовать, а ты раскусил бы ампулу и самоустранился.
– Ну и, если уж говорить про все странности, – я решил рассказать ему и про моё испытание, – помните, я вам говорил, что меня избивали в подвале? Это были два человека в масках, не Данил, с которым я познакомился позже.
Он остановился и внимательно на меня посмотрел.
– Раньше об этом боялся говорить, поскольку не доверял?
– А кому у нас вообще можно верить, товарищ Белый? – ответил я вопросом на вопрос.
Он хмыкнул.
– Знаешь что, съезжу-ка я к Юрию Владимировичу один, поделюсь с ним твоими сомнениями, а ты пока никуда не выходи с базы, особенно не садись в машину с людьми из Первого.
– Хорошо, тогда буду ждать вашего решения. А почему, кстати, вы часы не проверили и дали мне их спокойно привезти?
– За это не волнуйся, мексиканцы по нашей просьбе их проверили, – отмахнулся он, – просто часы по заоблачной стоимости. Не наше это дело, их же не вывозили из страны.
– Да, если уж речь зашла про твои приключения, за что ты мексиканских бандитов покрошил? – продолжил он.
– Каких бандитов, товарищ Белый? – попытался закосить я под дурачка.
– Вань, мы только что говорили с тобой о доверии, – напомнил мне он.
– Ладно, в общем, они похитили младшего брата одной из девушек-хостес, которая должна была навредить советской делегации, а я с ней хорошо общался, и она мне всё рассказала, ну а дальше пришлось принять меры, чтобы никто не пострадал.
– А кто второй был с тобой? – он внимательно посмотрел на меня. – Любитель удавок.
– Товарищ Белый, считайте, что никого больше не было, – твёрдо сказал я полунамёком, – я был один.
– Ты дал ему слово?
Я пожал плечами.
– Сказал вам всё, что могу.
– Нехорошо, конечно, Ваня, хранить секреты от своих товарищей, но так даже проще. Тебе для сведения, для всех – эту операцию провёл Денис, мы его наградим и отправим куда подальше, чтобы научился думать головой.
– Как скажете, я не гонюсь за подобной славой.
– Да, но, кому нужно, будет известна правда, – он внимательно посмотрел на меня, – от тебя требуется лишь молчание.
– Да я не болтлив, когда дело касается важных тем.
– Вот и отлично, – он протянул мне руку, – отдыхай тогда.
– Я бы, кстати, хотел возобновить занятия у профессора и в МИДе, испанский мне очень пригодился, а Татищева хотелось бы просто поддержать, поскольку у них с дочерью проблемы большие.
– Да, и пока мы выясняем всё, – вспомнил он, – по Игорю Щёлокову к тебе просьба, продолжай входить к нему в доверие, выясни как можно больше о его делах, а особенно о делах его отца. Просьба от Юрия Владимировича. Пока мы не можем со своей стороны показывать активность, а ты для этого идеальная кандидатура.
– А когда от меня уберут то говно, что сейчас льётся со всех газет? – поинтересовался я. – А то вроде как и не чемпион вовсе, с их слов.
– Здесь мы бессильны, Вань, – он покачал головой, – кто-то высоко в ЦК очень на тебя зол, и это точно кто-то из первой пятёрки. Мы пробовали поговорить с газетчиками, но те разводят руками, статьи им с фотографиями присылают уже готовыми, они их просто публикуют.
– М-да, ну ладно, – нехотя согласился я, – тогда буду ждать от вас вестей.
– Давай, Ваня, держись, главное, не раскисай, – он похлопал меня по плечу и, повернувшись, пошёл к КПП.
***
На следующий день в газетах началось чествование олимпийских чемпионов, встречи их с ответственными товарищами, правда, невысокого ранга. Сам Брежнев не считал легкоатлетов чем-то важным, он любил в основном футбол и хоккей. Так что вскоре всё, о чём мне рассказывал Озолин, начало сбываться: из всех семи золотых медалистов орден Ленина вручили двум, ещё трём серебряным призёрам выдали орден «Знак Почёта» и оставшимся медали «За трудовое отличие». Меня же никуда не звали, никаких награждений не было, единственное, что пришёл хмурый Щитов, обнял меня и сказал не раскисать. Затем вручил ордер на получение комнаты и два ключа на ржавом металлическом кольце.
– Это максимум, Вань, что я смог, – он старался не смотреть мне в глаза.
– Деньги хоть заплатят? Было три мировых рекорда мной побито, – напомнил ему я, – две золотых медали и одна бронзовая.
– Тут такое дело, Ваня, – смутился он, – тебе заплатят за два рекорда по пять тысяч за каждый.
– Александру за мировой рекорд обещали пятнадцать, – поделился я с ним инсайдом.
– Ты газеты давно читал, Ваня? При твоём имени у многих сейчас мгновенно пригорает зад, поэтому о чём-то договариваться с руководством просто нереально. Так что лучшее, что мы выбили, – это по четыре тысячи за золото, полторы за бронзу и по пять за рекорды, ну и плюс комната в коммуналке, – расстроенно сказал он.
– То есть с этого ещё минус тринадцать процентов подоходный, минус один процент профсоюзных и минус полтора процента комсомольские сборы? – быстро подсчитал я, поскольку с последнего разговора с Озолиным яснее понимал картину происходящего.
– Полтора процента за перевод денег и твой долг из кассы товарищеской взаимопомощи, – напомнил он.
– Какой перевод? Я готов и наличными получить за полтора процента.
– Ваня, так положено, не твоего ума дело менять порядок.
– Как-то совсем негусто получается, Николай Петрович, – я покачал головой, – шестнадцать тысяч с копейками за два мировых рекорда и золотые медали.
– Тебе раньше деньги вообще же не нужны были, – напомнил он мне.
– До победы! – я тоже напомнил ему о своих словах. – Но теперь хотелось бы устроить свою жизнь вне этой тренировочной базы.
– Вань, я промолчу про то, что многие и этих-то денег не видят всю свою жизнь, – недовольно сказал он, – поскольку понимаю, что с тобой обошлись не по-человечески, но сделать ничего нельзя.
– Ладно, тогда я буду готовиться к Олимпиаде 1972 года, – спокойно заявил я, а у него отпала челюсть, – надеюсь, тогда станет получше у страны с деньгами для своих спортсменов.
– Ваня, ты серьёзно сейчас? – удивился он. – Какая вторая Олимпиада? Век спринтеров недолог, обычно после одной-то Олимпиады люди уходят из спорта.
– Вы против олимпийских медалей? – поднял я бровь. – Пусть и не обязательно золотых.
– Ты погоди гоношиться, – отмахнулся он, – это обдумать нужно, посоветоваться.
– Ну, вы тогда думайте, а я буду готовиться к следующему чемпионату СССР и Европы, вам, надеюсь, это золото всё ещё нужно?
– Да нужно, Вань, кто спорит-то, – тяжело вздохнул он, – хотя сейчас полегче стало, ты у нас не единственный теперь золотоносец. Поэтому нам опять выделили нормальное финансирование.
– Ладно, думайте, Николай Петрович, – пожал я плечами, – а я поеду посмотрю на эту вашу комнату.
Он скомкано попрощался и исчез, а я пошёл вызывать такси с КПП. Стало интересно, чем Родина меня наградила за упорный труд и десятичасовые ежедневные тренировки. Адрес, по которому мы прибыли, оказался в жопе мира, такой, что я дал шофёру три рубля и сказал, чтобы он подождал меня, поскольку я тут вряд ли задержусь. Дом был старый, ещё дореволюционный, а бельё, в изобилии вывешенное во дворе на сушку, говорило о большом количестве народа, который здесь проживал. Обветшалый подъезд и квартира «23» со множеством звонков на косяке двери. Один из ключей подошёл к замку, и я пошёл внутрь, едва не ударившись головой о цинковую ванну, висевшую сверху. Вытерев ноги о тряпку, я протопал к своей комнате.
– Вы к кому, товарищ? – тут же в коридоре появилась больших размеров женщина, окидывая меня неприятным взглядом.
– К себе, – я показал ей ключи.
– А, вы тот спортсмен, – она скривилась, – ну хоть получше, наверно, чем прошлый алкаш. Сразу говорю, женщин приводить нельзя!
– Да? – удивился я. – Почему это?
– У нас дети кругом! – категорично заявила она.
– Позвольте спросить, а как они появились? – вежливо поинтересовался я.
Глаза у женщины выпучились от возмущения, и с визгом:
– Хам! – она исчезла в своей комнате.
Моя была крайней в дальнем углу и, видимо, раньше служила кладовкой, поскольку окна в ней не имелось вообще, лишь тусклая лампочка со сделанным газетным абажуром да скрипучая панцирная кровать, какие стояли в школе-интернате, более здесь не наблюдалось ничего.
«Ну, наградили так наградили», – улыбнулся я, смотря на такое богатство.
Качая головой, запер дверь и пошёл обратно, садясь в машину.
«Помню я, были в СССР маклеры по недвижимости, – в голове промелькнула мысль, – надо будет у Игоря спросить, думаю, он точно больше в теме».
Вернувшись обратно, я нашёл номер телефона, который он дал мне при нашей последней встрече, и набрал его. В голову сначала ударила громкая музыка, человеческие голоса и чей-то женский голос навеселе.
– Да?
– Игоря позовите.
– А кто его спрашивает?
– Скажите, что Битлз.
Девушка, видимо, приложила трубку к груди и крикнула в комнату:
– Дорогой, тут тебя Битлз какой-то спрашивает.
Через несколько секунд я услышал знакомый голос.
– Иван? Ты?
– Да, Игорь, привет, хотел отдать тебе посылку от Александра.
– О-о-о, да! – возликовал он. – Слушай, а ты не хочешь ко мне сейчас заехать? У нас тут туса, клёвые тёлки, хороший алкоголь, только свои.
– Если свои, тогда я, наверно, вам помешаю? – дал я ему шанс отказаться.
– Нет, Иван, если можешь, приезжай! Я просто ужас, как хочу послушать пластинку!
– Хорошо, еду.